Как утомляет симулировать нормальность... (с)
Лев Толстой сказал однажды, что хорошему писателю достаточно написать одну книгу. Впрочем, сказал это он явно не о себе. Однако прославленные авторы ОДНОЙ КНИГИ действительно не редкость. Взять хоть генерала Пьера Шодерло де Лакло, создателя единственного романа «Опасные связи». Не сделав в литературе больше ничего, он, тем не менее, остался в ней навечно...
Но сегодня речь о другом человеке.
Мы жили зря. И так же зря умрем:
Ни подвига - потомкам в назиданье,
Ни мысли дерзкой. Нам ли оправданье -
"Пророка нет в отечестве своем"?
...На площади Цветов сожжен живьем
Джордано Бруно - гордый светоч знанья,
Ни подкупом, ни пыткой, ни страданьем
Не сломленный: спор разрешен огнем!
Но жалкие попы сожгли лишь тело.
Бессмертна Мысль, и Правда не сгорела!
Для счастья и любви на этом свете
Вновь зеленеют рощи и поля,
Во славу разума, на радость детям,
И тьме назло - вращается Земля!
ГИЙОМ ДЮ ВЕНТРЕГИЙОМ ДЮ ВЕНТРЕ
Примерно в 1943-м году, когда война только-только начала пятиться на запад, среди советских книголюбов стало очень популярным творчество французского поэта XVI века Гийома дю Вентре. Не «государственно рекомендованным», а именно - популярным. Его остроумные и ироничные сонеты, переводимые, по слухам, какими-то знатоками старофранцузского и распространявшиеся по стране исключительно самиздатом, в короткое время обрели множество поклонников. Их переписывали от руки, передавали друг другу устно, благо - они легко запоминались.
"Аз есмь Господь..." - Слыхал. Но сомневаюсь.
"Не сотвори кумира..." - А металл?
"Не поминай мя всуе..." - Грешен, каюсь:
В тригоспода нередко загибал.
"Чти день субботний..." - Что за фарисейство!
Мне для безделья всякий день хорош.
"Чти мать с отцом..." - Чту. - "Не прелюбодействуй..."
- От этих слов меня бросает в дрожь!
"Не убивай..." - И критиков прощать?!
"Не укради..." - А где же рифмы брать?
"Не помышляй свидетельствовать ложно...",
"Не пожелай жены, осла чужих..."
(О, Господи, как тесен этот стих!)
Ну, а жену осла-соседа - можно?
***
Три Генриха бредут Булонским лесом,
Охотой и жарой утомлены.
Три Генриха болтают про принцессу,
В которую все трое влюблены.
Божится первый: «Хороши бретонки,
В нормандок сотни раз я был влюблен,
Но не найти во Франции девчонки
Прекраснее малютки Марготон!»
Второй орет: «А взгляд ее лукавый!
А голос, звонкий, как лесной ручей!
За то, чтобы Марго была моей,
Я отдал бы свою Наварру, право!»
А третий… Третий промолчал в ответ.
Ему и посвящаю свой сонет.
Вино, дружба, честь, легкие амурные похождения и страстная любовь - таковы были основные темы поэзии дю Вентре. Увлечение подобной тематикой в тяжелое военное время само по себе не странно - измученные постоянным напряжением люди искали хоть какой-то отдушины. Странным было другое. Дело в том, что поэт Гийом дю Вентре… доселе был абсолютно никому не известен - ни простым читателям, ни профессиональным литераторам.
Специалисты, в руки которых попадали его сонеты, поражались: как могло случиться, что мировое литературоведение почти четыреста лет игнорировало такого, безусловно талантливого, автора? К примеру, знаменитый поэт-конструктивист Владимир Луговской очень высоко оценил творчество дю Вентре, назвав его одной из жемчужин французской литературы. Между тем, даже о жизни «жемчужины» не имелось никаких сведений, кроме тех, которые содержались непосредственно в стихах. Из текстов можно было понять, что родился дю Вентре в Гаскони, в 1553 году, был современником устроителей Варфоломеевской ночи короля Карла IX и герцога Гиза, другом Генриха Наваррского и соперником придворного поэта Агриппы д’Обинье. Вероятно, был женат или помолвлен, так как немалая часть сонетов обращена к некой «маркизе Л.», но реальный адресат этих посланий установлен так и не был.
Когда стоишь одной ногой в могиле,
Ты вправе знать: за что тебя любили?
Меня любила мать за послушанье,
За ловкость рук - учитель фехтованья,
Феб-Аполлон - за стихотворный пыл.
За томный взор меня любили прачки,
Марго - за вкус, а судьи - за подачки.
За злой язык народ меня любил.
Отец духовный - за грехов обилье,
Раскаянье и слезы крокодильи.
Агриппе нравилось, что я - чудак.
Три короля подряд меня, как братья,
Любили, что едва не сдох в объятьях.
Лишь ты меня любила "просто так".
Небольшая гравюра, предварявшая некоторые «самиздатные» сборники, изображала лихого кавалера в пышном парике и камзоле, но никаких других портретов автора, вероятно, не сохранилось. Был дю Вентре католиком или протестантом - также неизвестно, известно лишь (опять же - из стихов), что в Варфоломеевскую ночь он встал на сторону гугенотов. Его ждала Бастилия, а то и плаха, однако влиятельные друзья сумели смягчить наказание. Поэт был осужден на вечное изгнание. Вот, собственно, и все, что удалось о нем выяснить.
Более подробными исследованиями до конца войны заняться было затруднительно, и, главное, официальное признание дю Вентре в Советском Союзе было по-прежнему невозможно. Уж слишком много встречалось в его творчестве аналогий с отечественной действительностью:
С врагами справится любой дурак -
От благодетелей избавь нас, Боже! -
Гласит пословица. И впрямь, похоже,
Что добрый - бедному опасный враг.
Купив ослу зеленые очки,
Мякиной Жак кормил его досыта,
Осел чуть не вылизывал корыто.
Жак ликовал: любуйтесь, мужички!
На сене Жак немало сэкономил:
Осел привык к опилкам и соломе.
Но через месяц почему-то сдох.
Горя любовью к ближнему, сеньоры
Ввели оброки, отменив поборы.
Ликуй, крестьянин! Но ищи подвох.
***
Ты лаврами победными увенчан:
В глухую ночь, под колокольный звон
Ты убивал детей и слабых женщин,
Но я тобой, Король, не побежден!
Я не умру. Моим стихам мятежным
Чужд смерти страх и не нужны надежды -
Ты мне смешон, с тюрьмой и топором!
Что когти филина - орлиным крыльям?
Мои сонеты ты казнить бессилен.
Дрожи, тиран, перед моим пером!
Лишь начале 50-х годов рукописные сборники сонетов дю Вентре попали за границу. И произвели там настоящий фурор! Французские литераторы были изумлены, что какие-то русские переводчики сумели открыть такую яркую страницу их собственной национальной культуры. Кто-то попытался было заподозрить подделку, но неверящим быстро заткнули рты, указав на бесспорную аутентичность текстов. Столь виртуозно подделать замысловатый стиль XVI века, плюс неизменно четко сохранять стихотворную форму - практически невозможно. За подлинность стихов говорила и историческая точность описываемых событий. Смущала лишь столь долгая неизвестность автора. Впрочем, некий видный специалист по литературе французского Возрождения, припомнил, что когда-то давно, еще будучи студентом Сорбонны, вроде бы, видел томик стихов дю Вентре у букиниста на Монмартре. Он же сделал и весьма дельные замечания по переводу, указав на отдельные языковые неточности. Вскоре во Франции сонеты были переведены на современный французский и, наконец, вышли отдельной книгой под названием «Гийома злые песни». Всего сонетов оказалось ровно сто.
Когда червям на праздничный обед
Добычей лакомой достанусь я -
О, как вздохнет обрадованный свет -
Мои враги, завистники, друзья!
В ход пустят пальцы, когти и клыки:
С кем спал, где крал, каким богам служил...
Испакостят их злые языки
Все, чем поэт дышал, страдал и жил.
Лягнет любая сволочь. Всякий шут
На прах мой выльет ругани ушат.
Пожалуй, лишь ростовщики вздохнут:
Из мертвого ж не выжмешь ни гроша…
Я вам мешаю? Смерть моя - к добру?
Так я - назло! - возьму и не умру!
Итак, уже почти никто не сомневался, что в мире стало одной сенсацией больше, когда… Когда внезапно пришло известие, полностью подтвердившее правоту немногочисленных скептиков.
Никакого Гийома дю Вентре в природе не существовало, а все стихи под его именем писали двое советских заключенных - Юрий Вейнерт и Яков Харон.
Оба они попали в ГУЛАГ еще в конце тридцатых годов как немецкие шпионы. Георгию Вейнерту (Юрием его называли для краткости) было тогда всего 22 года. Москвич и студент истфака, он ни разу в жизни не выезжал за границу, но был этническим немцем, чего и хватило. А Яков Харон, 23-х лет, имел несчастье появиться на свет в Германии, когда там по контракту работали его родители. И хотя в Россию его привезли еще в пеленках, этого хватило тоже…
Познакомились парни в лагере с прелестным названием "Свободное" (в районе нынешнего БАМа), где они работали на сталелитейном производстве. Там и стали сочинять свои сонеты. Вернее - сочинял, в основном, Юрий. Его ретушированная черно-белая фотография послужила основой для «гравюрного портрета», а инициалы - Г.В. - стали инициалами бунтаря-француза. Что касается Якова, то он как человек, имевший отношение к искусству (до ареста работал кинооператором на Мосфильме), исполнял роль литературного редактора и руководителя «проекта». Он же занимался распространением стихов, умудряясь через своих родственников передавать их на волю…
Трагическую историю жизни двух молодых людей, сумевших обвести вокруг пальца литературоведческое сообщество, поведал миру в своей книге «Три биографии Гийома дю Вентре» сам Яков Евгеньевич Харон. Георгия Николаевича Вейнерта к тому времени уже не было на свете. Он погиб в ссылке, так и не увидев свободы.
***
Надо сказать, что литературные мистификации - явление нередкое. Чего стоит хотя бы всем известный директор пробирной палатки Козьма Прутков, продукт веселого творчества А.К.Толстого и братьев Жемчужниковых. Или таинственная Черубина де Габриак, которой восхищались, в которую влюблялись, из-за которой даже дрались на дуэлях - и под маской которой на самом деле скрывалась поэтесса Елизавета Дмитриева, затеявшая эту шутку по совету своего приятеля Максимилиана Волошина. Или актриса Клара Газуль, придуманная французским писателем Проспером Мериме…
Иные мистификации были настолько талантливыми, что в обман вводились целые эпохи. Так, например, в 1762 году в Европе были впервые опубликованы поэмы и стихи Оссиана - легендарного ирландского барда, жившего в III веке нашей эры. Эти эпические сказания были переведены на несколько языков, и более ста последующих лет имели невероятный успех. Оссиана называли «северным Гомером», его «Кельтские песни» обожал Наполеон, ими восторгался Гете, говоривший, что ни один современный поэт не способен создать ничего подобного… И лишь в конце XIX века выяснилось, что автором «древних поэм» является шотландец Джеймс Макферсон - владелец издательства, публиковавшего произведения «Оссиана». Впрочем, факт мистификации нисколько не умаляет действительно огромного поэтического дарования этого человека. Ведь даже сегодня, говоря о европейском аутентичном фольклоре, все еще приводят в пример двух Оссианов - древнего и нового.
Вообще, Макферсон, пожалуй, может претендовать на звание самого талантливого и умелого мистификатора всех времен и народов. Правда, однажды у него может отнять эти лавры другой британец… если удастся, наконец, выяснить, чьему перу принадлежат произведения, подписанные фамилией Шекспир.
Однако Юрий Вейнерт и Яков Харон все же стоят в этом списке особняком. В своем роде, их творчество не имеет аналогов в истории. Ведь литературные мистификации, как правило, являлись привилегией так называемого «высшего общества» и «богемы», создавались как шутка и не преследовали никаких иных целей, кроме развлекательных или финансовых (скажем, упомянутый Оссиан-Макферсон на этом «развлечении» заработал немалые деньги).
Но как можно пожелать бескорыстно посмеяться над целым миром, надрываясь на работе в таежном лагере, в голоде, в холоде, харкая кровью от туберкулеза, будучи оболганными и преданными своею собственной страной? И главное - зачем?!
Взлетать все выше в солнечное небо
На золотых Икаровых крылах -
И, пораженному стрелою Феба,
Стремительно обрушиваться в прах.
Познать предел паденья и позора,
На дне чернейшей бездны изнывать, -
Но с гордой страстью крылья вновь ковать
И смерть встречать непримиримым взором.
Пред чем отступит мужество твое,
О, Человек, - ничтожный и отважный,
Титан - и червь? Какой гоним ты жаждой,
Какая сила в мускулах поет?
- Все это жизнь. Приняв ее однажды,
Я до конца сражаюсь за нее!
Лагерь "Свободное",
1942-1945 гг.
Если это и есть тот самый загадочный «русский менталитет»… Что ж? Я горжусь своей национальной принадлежностью.
Но сегодня речь о другом человеке.
Мы жили зря. И так же зря умрем:
Ни подвига - потомкам в назиданье,
Ни мысли дерзкой. Нам ли оправданье -
"Пророка нет в отечестве своем"?
...На площади Цветов сожжен живьем
Джордано Бруно - гордый светоч знанья,
Ни подкупом, ни пыткой, ни страданьем
Не сломленный: спор разрешен огнем!
Но жалкие попы сожгли лишь тело.
Бессмертна Мысль, и Правда не сгорела!
Для счастья и любви на этом свете
Вновь зеленеют рощи и поля,
Во славу разума, на радость детям,
И тьме назло - вращается Земля!
ГИЙОМ ДЮ ВЕНТРЕГИЙОМ ДЮ ВЕНТРЕ
Примерно в 1943-м году, когда война только-только начала пятиться на запад, среди советских книголюбов стало очень популярным творчество французского поэта XVI века Гийома дю Вентре. Не «государственно рекомендованным», а именно - популярным. Его остроумные и ироничные сонеты, переводимые, по слухам, какими-то знатоками старофранцузского и распространявшиеся по стране исключительно самиздатом, в короткое время обрели множество поклонников. Их переписывали от руки, передавали друг другу устно, благо - они легко запоминались.
"Аз есмь Господь..." - Слыхал. Но сомневаюсь.
"Не сотвори кумира..." - А металл?
"Не поминай мя всуе..." - Грешен, каюсь:
В тригоспода нередко загибал.
"Чти день субботний..." - Что за фарисейство!
Мне для безделья всякий день хорош.
"Чти мать с отцом..." - Чту. - "Не прелюбодействуй..."
- От этих слов меня бросает в дрожь!
"Не убивай..." - И критиков прощать?!
"Не укради..." - А где же рифмы брать?
"Не помышляй свидетельствовать ложно...",
"Не пожелай жены, осла чужих..."
(О, Господи, как тесен этот стих!)
Ну, а жену осла-соседа - можно?
***
Три Генриха бредут Булонским лесом,
Охотой и жарой утомлены.
Три Генриха болтают про принцессу,
В которую все трое влюблены.
Божится первый: «Хороши бретонки,
В нормандок сотни раз я был влюблен,
Но не найти во Франции девчонки
Прекраснее малютки Марготон!»
Второй орет: «А взгляд ее лукавый!
А голос, звонкий, как лесной ручей!
За то, чтобы Марго была моей,
Я отдал бы свою Наварру, право!»
А третий… Третий промолчал в ответ.
Ему и посвящаю свой сонет.
Вино, дружба, честь, легкие амурные похождения и страстная любовь - таковы были основные темы поэзии дю Вентре. Увлечение подобной тематикой в тяжелое военное время само по себе не странно - измученные постоянным напряжением люди искали хоть какой-то отдушины. Странным было другое. Дело в том, что поэт Гийом дю Вентре… доселе был абсолютно никому не известен - ни простым читателям, ни профессиональным литераторам.
Специалисты, в руки которых попадали его сонеты, поражались: как могло случиться, что мировое литературоведение почти четыреста лет игнорировало такого, безусловно талантливого, автора? К примеру, знаменитый поэт-конструктивист Владимир Луговской очень высоко оценил творчество дю Вентре, назвав его одной из жемчужин французской литературы. Между тем, даже о жизни «жемчужины» не имелось никаких сведений, кроме тех, которые содержались непосредственно в стихах. Из текстов можно было понять, что родился дю Вентре в Гаскони, в 1553 году, был современником устроителей Варфоломеевской ночи короля Карла IX и герцога Гиза, другом Генриха Наваррского и соперником придворного поэта Агриппы д’Обинье. Вероятно, был женат или помолвлен, так как немалая часть сонетов обращена к некой «маркизе Л.», но реальный адресат этих посланий установлен так и не был.
Когда стоишь одной ногой в могиле,
Ты вправе знать: за что тебя любили?
Меня любила мать за послушанье,
За ловкость рук - учитель фехтованья,
Феб-Аполлон - за стихотворный пыл.
За томный взор меня любили прачки,
Марго - за вкус, а судьи - за подачки.
За злой язык народ меня любил.
Отец духовный - за грехов обилье,
Раскаянье и слезы крокодильи.
Агриппе нравилось, что я - чудак.
Три короля подряд меня, как братья,
Любили, что едва не сдох в объятьях.
Лишь ты меня любила "просто так".
Небольшая гравюра, предварявшая некоторые «самиздатные» сборники, изображала лихого кавалера в пышном парике и камзоле, но никаких других портретов автора, вероятно, не сохранилось. Был дю Вентре католиком или протестантом - также неизвестно, известно лишь (опять же - из стихов), что в Варфоломеевскую ночь он встал на сторону гугенотов. Его ждала Бастилия, а то и плаха, однако влиятельные друзья сумели смягчить наказание. Поэт был осужден на вечное изгнание. Вот, собственно, и все, что удалось о нем выяснить.
Более подробными исследованиями до конца войны заняться было затруднительно, и, главное, официальное признание дю Вентре в Советском Союзе было по-прежнему невозможно. Уж слишком много встречалось в его творчестве аналогий с отечественной действительностью:
С врагами справится любой дурак -
От благодетелей избавь нас, Боже! -
Гласит пословица. И впрямь, похоже,
Что добрый - бедному опасный враг.
Купив ослу зеленые очки,
Мякиной Жак кормил его досыта,
Осел чуть не вылизывал корыто.
Жак ликовал: любуйтесь, мужички!
На сене Жак немало сэкономил:
Осел привык к опилкам и соломе.
Но через месяц почему-то сдох.
Горя любовью к ближнему, сеньоры
Ввели оброки, отменив поборы.
Ликуй, крестьянин! Но ищи подвох.
***
Ты лаврами победными увенчан:
В глухую ночь, под колокольный звон
Ты убивал детей и слабых женщин,
Но я тобой, Король, не побежден!
Я не умру. Моим стихам мятежным
Чужд смерти страх и не нужны надежды -
Ты мне смешон, с тюрьмой и топором!
Что когти филина - орлиным крыльям?
Мои сонеты ты казнить бессилен.
Дрожи, тиран, перед моим пером!
Лишь начале 50-х годов рукописные сборники сонетов дю Вентре попали за границу. И произвели там настоящий фурор! Французские литераторы были изумлены, что какие-то русские переводчики сумели открыть такую яркую страницу их собственной национальной культуры. Кто-то попытался было заподозрить подделку, но неверящим быстро заткнули рты, указав на бесспорную аутентичность текстов. Столь виртуозно подделать замысловатый стиль XVI века, плюс неизменно четко сохранять стихотворную форму - практически невозможно. За подлинность стихов говорила и историческая точность описываемых событий. Смущала лишь столь долгая неизвестность автора. Впрочем, некий видный специалист по литературе французского Возрождения, припомнил, что когда-то давно, еще будучи студентом Сорбонны, вроде бы, видел томик стихов дю Вентре у букиниста на Монмартре. Он же сделал и весьма дельные замечания по переводу, указав на отдельные языковые неточности. Вскоре во Франции сонеты были переведены на современный французский и, наконец, вышли отдельной книгой под названием «Гийома злые песни». Всего сонетов оказалось ровно сто.
Когда червям на праздничный обед
Добычей лакомой достанусь я -
О, как вздохнет обрадованный свет -
Мои враги, завистники, друзья!
В ход пустят пальцы, когти и клыки:
С кем спал, где крал, каким богам служил...
Испакостят их злые языки
Все, чем поэт дышал, страдал и жил.
Лягнет любая сволочь. Всякий шут
На прах мой выльет ругани ушат.
Пожалуй, лишь ростовщики вздохнут:
Из мертвого ж не выжмешь ни гроша…
Я вам мешаю? Смерть моя - к добру?
Так я - назло! - возьму и не умру!
Итак, уже почти никто не сомневался, что в мире стало одной сенсацией больше, когда… Когда внезапно пришло известие, полностью подтвердившее правоту немногочисленных скептиков.
Никакого Гийома дю Вентре в природе не существовало, а все стихи под его именем писали двое советских заключенных - Юрий Вейнерт и Яков Харон.
Оба они попали в ГУЛАГ еще в конце тридцатых годов как немецкие шпионы. Георгию Вейнерту (Юрием его называли для краткости) было тогда всего 22 года. Москвич и студент истфака, он ни разу в жизни не выезжал за границу, но был этническим немцем, чего и хватило. А Яков Харон, 23-х лет, имел несчастье появиться на свет в Германии, когда там по контракту работали его родители. И хотя в Россию его привезли еще в пеленках, этого хватило тоже…
Познакомились парни в лагере с прелестным названием "Свободное" (в районе нынешнего БАМа), где они работали на сталелитейном производстве. Там и стали сочинять свои сонеты. Вернее - сочинял, в основном, Юрий. Его ретушированная черно-белая фотография послужила основой для «гравюрного портрета», а инициалы - Г.В. - стали инициалами бунтаря-француза. Что касается Якова, то он как человек, имевший отношение к искусству (до ареста работал кинооператором на Мосфильме), исполнял роль литературного редактора и руководителя «проекта». Он же занимался распространением стихов, умудряясь через своих родственников передавать их на волю…
Трагическую историю жизни двух молодых людей, сумевших обвести вокруг пальца литературоведческое сообщество, поведал миру в своей книге «Три биографии Гийома дю Вентре» сам Яков Евгеньевич Харон. Георгия Николаевича Вейнерта к тому времени уже не было на свете. Он погиб в ссылке, так и не увидев свободы.
***
Надо сказать, что литературные мистификации - явление нередкое. Чего стоит хотя бы всем известный директор пробирной палатки Козьма Прутков, продукт веселого творчества А.К.Толстого и братьев Жемчужниковых. Или таинственная Черубина де Габриак, которой восхищались, в которую влюблялись, из-за которой даже дрались на дуэлях - и под маской которой на самом деле скрывалась поэтесса Елизавета Дмитриева, затеявшая эту шутку по совету своего приятеля Максимилиана Волошина. Или актриса Клара Газуль, придуманная французским писателем Проспером Мериме…
Иные мистификации были настолько талантливыми, что в обман вводились целые эпохи. Так, например, в 1762 году в Европе были впервые опубликованы поэмы и стихи Оссиана - легендарного ирландского барда, жившего в III веке нашей эры. Эти эпические сказания были переведены на несколько языков, и более ста последующих лет имели невероятный успех. Оссиана называли «северным Гомером», его «Кельтские песни» обожал Наполеон, ими восторгался Гете, говоривший, что ни один современный поэт не способен создать ничего подобного… И лишь в конце XIX века выяснилось, что автором «древних поэм» является шотландец Джеймс Макферсон - владелец издательства, публиковавшего произведения «Оссиана». Впрочем, факт мистификации нисколько не умаляет действительно огромного поэтического дарования этого человека. Ведь даже сегодня, говоря о европейском аутентичном фольклоре, все еще приводят в пример двух Оссианов - древнего и нового.
Вообще, Макферсон, пожалуй, может претендовать на звание самого талантливого и умелого мистификатора всех времен и народов. Правда, однажды у него может отнять эти лавры другой британец… если удастся, наконец, выяснить, чьему перу принадлежат произведения, подписанные фамилией Шекспир.
Однако Юрий Вейнерт и Яков Харон все же стоят в этом списке особняком. В своем роде, их творчество не имеет аналогов в истории. Ведь литературные мистификации, как правило, являлись привилегией так называемого «высшего общества» и «богемы», создавались как шутка и не преследовали никаких иных целей, кроме развлекательных или финансовых (скажем, упомянутый Оссиан-Макферсон на этом «развлечении» заработал немалые деньги).
Но как можно пожелать бескорыстно посмеяться над целым миром, надрываясь на работе в таежном лагере, в голоде, в холоде, харкая кровью от туберкулеза, будучи оболганными и преданными своею собственной страной? И главное - зачем?!
Взлетать все выше в солнечное небо
На золотых Икаровых крылах -
И, пораженному стрелою Феба,
Стремительно обрушиваться в прах.
Познать предел паденья и позора,
На дне чернейшей бездны изнывать, -
Но с гордой страстью крылья вновь ковать
И смерть встречать непримиримым взором.
Пред чем отступит мужество твое,
О, Человек, - ничтожный и отважный,
Титан - и червь? Какой гоним ты жаждой,
Какая сила в мускулах поет?
- Все это жизнь. Приняв ее однажды,
Я до конца сражаюсь за нее!
Лагерь "Свободное",
1942-1945 гг.
Если это и есть тот самый загадочный «русский менталитет»… Что ж? Я горжусь своей национальной принадлежностью.
@темы: история, литература, Гийом дю Вентре, я не умная - я просто в очках